Интервью с ректором Российской академии музыки имени Гнесиных,
доктором искусствоведения,
профессором Александром Сергеевичем Рыжинским
Александр Сергеевич — настоящий культурный дипломат, объединяющий миры музыки и образования. Человек, превративший академическую традицию в живое дело. Хоровой дирижёр по образованию, научившийся дирижировать целым вузом. Его принципы просты: талант важнее происхождения, традиция должна дышать, а культура — работать на страну.
Его собеседник — известный российский композитор Рашид Калимуллин, музыкант, умеющий разговаривать с властью на языке искусства.
От Омска до Гнесинки: путь ректора. Диалог о судьбе, музыке и миссии
Рашид Калимуллин: Александр Сергеевич, могли ли вы, родившись в Омске — сибирском городе с его особым духом (ведь вы, можно сказать, настоящий сибиряк), — представить, что однажды станете ректором легендарной Гнесинки? С одной стороны, это удивительно, а с другой — говорит о возможностях, которые раньше называли «советскими». Ведь это не просто карьера, а почти судьба. Как всё сложилось? Вы пришли в музыкальное училище имени В. Я. Шебалина…
Александр Рыжинский: Конечно, я не мог этого представить. В юном возрасте ещё нет способности строить далекоидущие планы. Музыка выбрала меня: я с детства пел в хоре, и это стало частью жизни. Мне это нравилось, этим хотелось заниматься. Хоровое дирижирование, хоровая профессия — всё это было для меня совершенно понятным. Ближе к окончанию училища я начал задумываться, куда двигаться дальше. Очень хотелось поступить в известный вуз, и Москва манила, особенно Гнесинка. Но решение поступать сюда пришло почти случайно. После победы на конкурсе в Красноярске я получил первую премию — это была солидная сумма, которая морально укрепила меня и дала денег на билет в Москву. Так начался этот путь. Если бы тогда мне сказали, что через четырнадцать лет я стану ректором, я бы ответил: «Хватит шутить!» Это казалось абсолютно нереальным.
Р.К.: Понятно, что такие вещи сложно прогнозировать. Вы тогда ещё не были готовы к такой роли? Из регионов вышло много известных людей. Чувствуете ли вы, что это вам помогло и повлияло на ваше мышление? Вы засомневались?
А.Р.: Нужно понимать обе позиции. Хотя, стоит сказать, я уже 25 лет живу в Москве. Это большая часть моей жизни.
Р.К.: Вернёмся к вашим истокам. Вы упомянули детский хор. Это было движение по «накатанной дорожке» или осознанный выбор?
А.Р.: Расскажу подробнее. Это была не просто хоровая студия, а капелла мальчиков «Соловушки» в Омске. Хотя коллектив считался самодеятельным (это был Дом пионеров), уровень был очень высоким. Там был полный хоровой состав: дисканты, альты, тенора, басы — все свои, выращенные в коллективе. Когда я пришёл, хору было уже около 20 лет, и, конечно, к тому времени сложились свои традиции. И как раз на моих глазах произошёл резкий переход: от пионерских песен — к духовной музыке. Это был очень любопытный процесс в начале девяностых. Сегодня мы поём «Артековскую» песню про первую вершину, а завтра уже «Седьмую херувимскую» Бортнянского, работаем над литургией Чайковского. В пионерские времена в новой России существовала традиция исполнения западной классики. Мы с детства были воспитаны на этом. Настоящая, хорошая традиция, очень здоровая. Это был действительно достойный хор.
Наш руководитель, Тамара Ивановна Хохова, известный и авторитетный педагог однажды сказала мне: «Дорогой, у тебя дорога одна, подавай документы в музыкальное училище». И я пошёл, не споря.
Р.К.: То есть, вас просто… направили?
А.Р.: С такими руководителями вообще спорить невозможно. В хорошем смысле слова — это самодержавие. Если его нет, то у коллектива есть проблема. Вообще, вопросов больше не возникало. Сказали идти — я пошёл. Хорошо это или плохо? Все основные волнения начались уже после двадцати, когда ты задумываешься: а вижу ли я себя в этой профессии?
Р.К.: Были моменты сомнений?
А.Р.: Сомнения были, да. Когда я продирижировал свой государственный экзамен в академии, помню, вечером меня охватила какая-то невероятная тоска. Просто потому, что до этого всё было понятно, а дальше… Что? Дальше была аспирантура, а после неё — работы, заботы, всё пошло. В этом возрасте, как правило, так далеко не заглядываешь. А чем взрослее становишься, тем в какой-то степени мудреешь.
Р.К.: Это да, с годами приходит. И вот вы приехали в Москву, поступили. Какие были первые ощущения после приезда в столицу? Как складывалась учёба? Кто был рядом? Чувствовали ли вы себя на своём месте?
А.Р.: Более чем. Когда я приехал в Москву, сразу понял, что это мой город. Мне нравился ритм жизни, нравилось огромное количество возможностей. Не говоря уже о профессиональных возможностях.Помню до сих пор: иду в консерваторию, через неделю Валерий Кузьмич Полянский исполняет «Реквием» Дворжака. В Омске я слышал Дворжака только на плохой пластинке, честно. А тут — живое исполнение! Приходишь по студенческому билету, садишься на балконе… Это был восторг! А если говорить про Академию, про выдающихся педагогов, с которыми удалось общаться в те годы и сейчас, — мои ожидания не просто оправдались. Я до сих пор считаю, что Гнесинская академия — особое место.
Р.К.: А в чём, на ваш взгляд, отличие Гнесинки от Консерватории?
А.Р.: Я знаю Консерваторию не как её выпускник, а как человек, который глубоко изучал её историю, в том числе развитие хорового искусства. Для меня Консерватория — одно из самых главных мест не только в российской, но и в мировой музыкальной культуре.
Консерватория — это хранитель традиций, передающий школу высокого академического искусства. Мы же в Гнесинке, сохраняя ту же академическую основу, находимся в постоянном поиске нового. Вот пример: три года назад мы открыли кафедру мюзикла. Это не дань моде, а ответ на вызовы времени. Музыка не стоит на месте — и мы тоже. Хотя, безусловно, мюзикл — это совершенно другая история, другой художественный мир.
Р.К.: Но как совместить традиции и эксперимент?
А.Р.: Искусство — это никогда не вопрос «или-или». Только «и». Наша задача — дать студентам и классическую школу, и смелость для творчества. Не смотря на то, что фундаментальные принципы обучения музыкантов — пианистов, скрипачей, духовиков — остаются незыблемыми. Они лишь обрастают нюансами, связанными с опытом некого педагога.
Ректор РАМ академии имени Гнесиных профессор Рыжинский Александр Сергеевич Фото предоставлено Александром Рыжинским
Музыка в эпоху перемен: технологии, суверенитет и диалог культур
Когда нотный редактор — это политика: как Гнесинка сохраняет музыку
Рашид Калимуллин: Александр Сергеевич, мы затронули тему новых специальностей в Гнесинке. За последние 15 лет здесь появилось много новых направлений.
Александр Рыжинский: Вот конкретный пример — Сергей Павлович Ролдугин предложил ввести специализацию по оркестровой редактуре нот. Это ведь не просто про «переворачивание страниц», а целая наука! Представьте: дирижёр получает партитуру, а там смена темпа — на развороте. Или ноты набраны так, что музыканты путаются. Это проблема, о которой мало говорят. Сейчас мы разрабатываем спецкурс по профессиональной редактуре — это будет «рабочая профессия» для музыкантов и крайне востребованная.
Р.К.: Есть ещё одна проблема. Сегодня даже нотные редакторы стали полем битвы. Лицензионные программы блокируют, зависят от зарубежных платформ… Здесь мы подходим к идее «музыкального суверенитета». Может нам создать свои отечественные музыкальные программы?
А.Р.: Мы создали «Центр развития творческих компетенций», где работаем над импортозамещением в музыкальном софте. У нас есть талантливые ребята — музыканты и айтишники. Поверьте, музыка и IT — это не антиподы!
Р.К.: Кстати, о границах. Вы недавно вернулись из Европы. Как там сейчас с культурным диалогом?
А.Р.: В Берлине я не смог купить ноты — российские карты не работали. Но парадокс: коллеги-музыканты там по-прежнему открыты. Музыка — это язык, который не знает санкций. Сегодня мы должны сохранять эти мосты — через образование, технологии, но прежде всего — через качество. Если наши студенты будут востребованы здесь, их услышат и там.
Музыкальный код нации: как народные оркестры стали её голосом
Золотой век народной музыки: почему её время настало снова
Р.К.: В Гнесинке, помимо классического образования, есть направления, которых нет в Консерватории. В 80-е годы, когда я учился в музыкальном училище как народник, нас обязывали петь в хоре — мальчишек не хватало. Это было счастье! В Гнесинке есть народный факультет, а в Консерватории — нет. Фактически Гнесинка всегда была главным вузом для народников. Я играл в Народном оркестре на басовой домре. И позже, обратил внимание, что народный оркестр, за все эти годы практически не изменился по составу, тембрально не меняется оркестр. В то же время в мире — например, в Китае и Казахстане — народные оркестры активно развиваются. С чем это связано?
А.Р.: Знаете, это вопрос не только к исполнителям, но прежде всего к композиторам. В XX веке хор совершил настоящую революцию именно благодаря композиторам, раскрывшим его тембровые возможности. Без запроса на новые звуковые сочетания развитие невозможно. Появляются новые исполнительские приемы, фактурные изыски…
Р.К.: Но конкретных шагов не хватает. В оркестре есть щипковые струнные, а смычковых – почему-то нет! И, наверное, это неправильно. Мне как коллекционеру известно, что у русского народа были прекрасные смычковые инструменты. Возьмите хотя бы гудок!
А.Р.: Моя жена, кстати, играет на гудке!
Р.К.: В других культурах это прекрасно работает! Якутский кырыымпа, бурятский моринхур органично влились в оркестры. А наш гудок, исконно русский смычковый инструмент.!
А.Р.: У меня в коллекции есть экземпляры работы мастера Бориса Ефремова. Их тембр мог бы обогатить оркестр. Честно говоря, раньше я не задумывался об этом. Но вы правы — нужен импульс. Взгляните на эволюцию баяна: в XX веке он совершил колоссальный рывок! Помните, как Михаил Казаков играл Баха — это было откровением.
Р.К.: Именно! Нужна экспериментальная мастерская по созданию и усовершенствованию инструментов. Новые тембры вдохновили бы композиторов и вывели народное направление на новый уровень.
А.Р.: Перспектива действительно интересная. Но важно понимать: ключевая роль здесь принадлежит композиторам. Возьмите историю хора в XX веке — готов посвятить этому отдельную лекцию (достаёт книгу). Я вам сейчас книгу свою подарю на эту тему. На мой взгляд, хор совершил революционный скачок именно потому, что композиторы вышли за рамки традиционной гармонии, раскрыв его тембровый потенциал.
А.Р.: Тембровый шарм есть и в этом. Хотя, признаюсь, мне непросто об этом говорить — оркестр русских народных инструментов сегодня, увы, теряет аудиторию. Это не кризис жанра, но круг его ценителей заметно сокращается. Мне также известно, что народные смычковые инструменты плохо держат строй.
Р.К.: Да, я согласен. Но если взять инструменты других народов, то, к примеру, моринхур, прекрасно держит строй — редкое качество для народных инструментов. А вот кылкубыз держит строй похуже. Это вопрос совершенствования инструментов…В Китае ситуация иная. Многие музыкальные инструменты усовершенствованы до высочайшего уровня. Мне приходилось слышать Шанхайский, Пекинский оркестры, которые очень богаты тембрально и звучат просто прекрасно! Как вы думаете, может создать на вашей базе экспериментальную мастерскую?
А.Р.: До нашей беседы я не рассматривал эту возможность. Оркестр народных инструментов для меня был данностью. Но вы правы — нужен свежий импульс. Вспомните, как баянная школа преобразилась в прошлом веке!
Р.К.: Из народных инструментов баяны усовершенствовались в большей степени. Я помню, к нам в музыкальную школу, город Зеленодольск, приехал всемирно известный баянист Михаил Казаков и вдруг заиграл Баха. Я был маленький мальчик и для меня тогда это был космос! Такие ощущения были.
Академия совершенства: система воспитания музыкальных талантов и музыкальной элиты
Р.К.: Александр Сергеевич, давайте поговорим о вашем видении развития вуза. Какие инновации или экспериментальные направления вы хотели бы внедрить в академии? И как эти инициативы можно масштабировать на уровень всей страны?
А.Р.: Как ректор, я всегда держу в голове четкую программу развития. Я не знаю, как это происходит в других университетах. И есть вузы, где это пишет большая команда, я могу сказать, что у нас тоже есть определенная команда, но целый ряд идей в этой программе изначально связаны со мной. Когда я только пришел на эту должность, сразу понял: важно усиливать наши конкурентные преимущества, которые со временем помогут компенсировать имеющиеся недостатки.
Главная сила нашей академии — в уникальной демократичности и синтезе различных музыкальных направлений. По спектру специальностей мы предлагаем наиболее полную образовательную палитру среди всех музыкальных вузов страны. Еще одна наша отличительная черта — трехступенчатая система обучения, о которой мы особенно активно говорили в прошлом году, отмечая юбилей Ф. Гнесина. Это непрерывная образовательная цепочка от дошкольного возраста до высшей школы.
Р.К.:То есть при академии есть и начальное музыкальное образование?
А.Р.: Совершенно верно. У нас есть собственная музыкальная школа, два училища — классическое Гнесинское (с которого все начиналось) и эстрадно-джазовое, а также сама академия. Таким образом, мы охватываем весь образовательный цикл для всех возрастных групп. Это преимущество я вижу возможным развивать в нескольких направлениях, прежде всего — в образовательно-просветительской сфере.
Как учат музыке тех, кому «не разрешили»? Необычные проекты Гнесинки
А.Р.: Мне особенно близка идея вовлечения в музыкальную среду тех, кто по разным причинам не смог профессионально заниматься музыкой в свое время — возможно, родители не разрешили, или пришлось выбрать другую профессию. Для таких людей мы создали «Центр развития творческих компетенций». Сейчас проект находится в начальной стадии, но у нас уже появились первые слушатели — в основном взрослые люди. Это принципиальное отличие от музыкальной школы, куда детей приводят родители. Здесь люди приходят осознанно, по собственному выбору. Пока большинство программ связано с фольклором — это важная составляющая , поскольку это культура твоей страны, которую особенно ценно познавать через непосредственное исполнение. Я надеюсь, что количество программ и слушателей будет расти.
Р.К.: Получается, вы воспитываете профессионального слушателя?
А.Р.: По сути, да. И я специально делаю акцент на привлечении родителей и старшего поколения, которые потом приведут своих детей. Таким образом, мы работаем и на перспективу.
Р.К.: Но с другой стороны, это и есть выполнение вашей основной миссии? Конечная цель достигнута.
А.Р.: Безусловно. Более того, я вижу большой потенциал в том, что как раз здесь могут взаимодействовать люди самых разных специальностей. Только профессиональные музыканты точно знают, какие инструменты им нужны, хотя сами могут не обладать техническими навыками для их создания. Именно на стыке этих компетенций могут рождаться новые продукты, в том числе в сфере музыкальных программ.
Р.К.: Абсолютно.
А.Р.: Поэтому я верю в то, что наш центр будет развиваться и в этом направлении. Помимо этого, у нас есть несколько незавершённых образовательных программ, которые временно отложены, но которые мы надеемся реализовать в будущем.
Особенно я верю в перспективу программ академической мобильности. Подобно тому, как вы и я (в моём случае — в Кёльне) проходили стажировки за рубежом, такие возможности должны стать доступны нашим студентам в рамках основной программы обучения. Мы уже были близки к реализации совместной программы с музыкальным вузом в польском Слупске. Также практически было подписано соглашение о масштабном сотрудничестве с итальянской Кремоной по подготовке мастеров реставрации струнных инструментов.
У нас есть отдельные выдающиеся мастера в этой области, но очень хочется, чтобы их было больше, как в той же Италии, Японии или в Корее, где успешно переняли итальянский опыт. Это выводит нас в смежную, но крайне важную для музыкальной профессии сферу.
Неслучайно два года назад мы открыли программу подготовки мастеров по ремонту и обслуживанию музыкальных инструментов — сначала по классам органа и фортепиано. Это первые шаги, которые, как я надеюсь, помогут Гнесинке превратиться в крупный образовательный комплекс, в котором реализуются как исполнительские, музыкально-теоретические специальности, так и прикладные музыкальные профессии
Р.К.: Это прекрасно! Замкнутый цикл получается.
А.Р.: Когда мы только открывали продюсерский факультет и направление менеджмента, многие спрашивали: «Зачем это нужно?» Сегодня же эта работа стала столь же значимой, как подготовка оркестранта. Почему? Потому что нам нужны директора, которым не надо объяснять природу музыки и творческий процесс. Они выйдут из нашей среды, но с экономической специализацией.
Уже в следующем году мы запускаем программу двойного диплома с Высшей школой экономики. Выпускники получат две квалификации: от Гнесинки — продюсер исполнительских искусств, от ВШЭ — экономист.
Р.К.: Мне кажется, это очень интересно, достойно уважения. Потому что, порой продюсер сам по себе и он далёк от экономики.
А.Р.: …и заботится только о деньгах, не вникая в специфику. Наш подход принципиально иной. Это отвечает и задачам государственной культурной политики.
Третье важное направление — инициатива проректора по научной работе Татьяны Ивановны Науменко — создание общероссийского музыкально-научного ресурса. «Музыкальная карта России» объединит разные музыковедческие школы и обеспечит равный доступ к материалам из Новосибирска, Екатеринбурга и других городов.
Мы сотрудничаем с Национальной электронной библиотекой, создавая альтернативу западным базам данных вроде Scopus, которые проводят дискриминационную политику. Мы же за науку без бизнеса и вне политики. В перспективе мы, возможно, объединим усилия с китайскими и монгольскими коллегами, чтобы создать ресурс, который превзойдёт существующие аналоги в музыкальной сфере. Который будет иметь даже большее влияние, нежели сегодняшний Scopus в области музыкальной профессии. А там люди к нам подтянутся и другие. То есть, такая большая сильная задача.
Р.К.: Ну да, это такая с перспективой.
А.Р.:
Задача, которую я вижу в итоге, то Гнесинка это не только про образование в области музыки, это про реализацию таких стратегических направлений государственной культурной политики, в том числе и в части достижения нашего суверенитета и величия. Наверное, вот так.
Мастера музыкального дела: между традицией и инновациями
Рашид Калимуллин: Александр Сергеевич, мы затронули необычную тему — отсутствие в России государственных стандартов для мастеров музыкальных инструментов. Настройщики фортепиано, реставраторы — их навыки годами передавались «из рук в руки», но лишь с 2021 года появился официальный диплом. Почему это важно?
Александр Рыжинский: Таланты есть,но система подготовки разрознена.
Р.К.: Какие барьеры видите?
А.Р.: Три наиболее важных:
—площади — наши 7 зданий переполнены (3200 студентов!), а для мастерских нужны лаборатории. Мы с Михаилом Брызгаловым разработали программу по реставрации струнных инструментов. Это вопрос сохранения школы. Взять Кремону — там академия Страдивари веками готовит мастеров. Планировали отправить студентов в Италию — но в 2022 году проект заморозился. Однако «отряд космонавтов», как мы их называли, всё же полетит — но чуть позже.
——оборудование , те же измерительные станки, как в Бауманке;
—кадры, нужен «одержимый» руководитель программы.
Р.К.: Каков Ваш итоговый посыл?
А.Р.: Культура — это не только исполнители, но и те, кто создаёт «инструменты» для искусства . Центр творческих компетенций в Гнесинке — шаг к системе, где мастерство станет такой же профессией, как и дирижирование.
Русские традиции в руках мастеров. Диалог о возрождении народного инструментария
А.Р.: Именно! В той же Гнесинке мы вводим курсы по народному исполнительству. Почему бы не добавить «школу мастеров»? Представьте: студент-баянист понимает, как устроен его инструмент, а будущий реставратор учится у потомственного умельца. Мы бы получили преемственность — от советских мастерских к современным лабораториям; инновации — например, акустические улучшения древних инструментов; экспорт культуры — как Cremona продаёт скрипки, мы могли бы продвигать русские бренды.
Р.К.: Ваш прогноз? Возможно ли, что через 10 лет такие мастера будут получать госзаказы?
А.Р.: Если объединить усилия вузов, министерств и энтузиастов— да. Уже сейчас в Казани и Петрозаводске есть успешные локальные практики. Осталось вывести это на федеральный уровень.
Искусство и экономика: как подготовить менеджера для музыкальной индустрии
Рашид Калимуллин: Александр Сергеевич, давайте поговорим о «кухне» концертной жизни. Вот я недавно столкнулся с парадоксом: организовать благотворительный концерт проще, чем коммерческий. Найти «продажников билетов» оказалось сложнее, чем талантливых музыкантов. Почему так?
Александр Рыжинский: Потому что музыкантов мы готовим веками, а менеджеров культуры — лишь последнее десятилетие. Наша программа музыкального менеджмента в Гнесинке — как раз ответ на этот вызов. Но проблема глубже: идеальный импресарио должен быть «волшебником» — сочетать знание искусства с экономикой и маркетингом.
Р.К.: Я пробовал собирать команды из МГИМО и журфака — но они мыслят шаблонами. Как найти баланс?
А.Р.: Тут два пути:
— практика с первых курсов — наши студенты работают с Росконцертом, Капеллой Санкт-Петербурга;
— синтез дисциплин — с этого года запускаем программу с ВШЭ: выпускник получит и музыкальное, и экономическое образование.
Р.К.: А как быть с кадрами «на местах»? Вот вы говорите про магистратуру, а в регионах?
А.Р.: Здесь ключ — стажировки. Возьмите того же пианиста-лауреата конкурса Чайковского: он играет блестяще, но без менеджера зал останется полупустым. Поэтому мы приглашаем «продажников», которые знают, что народ идёт не на сонату, а на историю.
Р.К.: История?
А.Р.: Именно! Люди платят не за ноты, а за эмоции . Надо учить рассказывать о музыке так, чтобы это цепляло. Как тот ваш «бесстрашный» пианист — его харизма продаёт билеты лучше любого маркетолога.
Александр Рыжинский и Рашид Калимуллин
Музыка в годы испытаний: неизвестные страницы военной культуры
Обсуждение уникального издательского проекта
Александр Рыжинский: Рашид Фагимович, хочу рассказать вам о масштабном проекте — 60-томной серии «Наследие Великой Победы», которую мы реализуем под патронатом РАН и при поддержке Сергея Нарышкина. Наша академия взяла на себя том, посвящённый деятельности Всероссийского комитета по делам искусств — прообразу современного Минкультуры. Это эпоха Михаила Храпченко! Книга раскрывает подвиг культурного фронта день за днём:
● Как создавались фронтовые бригады, где музыканты погибали рядом с солдатами;
● Как 9 мая 1945 года Москва встречала Победу — с хроникой реакций музыкантов — Шостаковича, Ойстраха, Улановой;
● Уникальные фото из архивов, многие публикуются впервые.
Р.К.: Вы говорите, что читали ещё в рукописи?
А.Р.: Да! Автор — Татьяна Ивановна Науменко — создала труд, где научная точность сочетается с силой документальной прозы. Это не просто сухие факты — это голоса эпохи.
От талантов — к смыслам: как учит Гнесинка
Рашид Калимуллин: Александр Сергеевич, если бы у вас была возможность «перевернуть мир» музыкального образования — с чего бы вы начали? Какие принципы легли бы в основу таких изменений?
Александр Рыжинский: Я бы говорил не о революциях, а о системных шагах. Нужно честно, без оглядки на «пиар», анализировать: что работает, а что требует пересмотра. Иногда важно просто не мешать тому, что развивается естественно.
Второе — «умение разглядеть ростки нового». Например, 20 лет назад идея кафедры мюзикла казалась экспериментом, а сегодня это востребованное направление. Но здесь важно и мужество признать ошибку, если проект не оправдал ожиданий. И третий принцип — «отсутствие отчаяния». В любых ситуациях есть выход.
Мы меняемся вместе с миром. Моя задача — чтобы Гнесинка оставалась кузницей не только талантов, но и смыслов.
Р.К.: Искренне благодарю за наш содержательный диалог! Очень важно, что мы обсудили столь значимые вопросы для нашей культуры. Желаю вам воплощения смелых замыслов и проектов!
